Бухло, экзамен, вечное одиночество.
В пятницу был тот самый первый день в моей жизни, когда я ужралась в хламину. В общей сложности три литра пива, отполированные четырьмя текилами сверху по началу уверяли меня, что деньги потрачены не на ветер, а потом уже, что находиться в пределах моего тела не безопасно и пора валить. Причем из моего тела пора валить не только алкогольному миксу, но и моей тщедушной душонке. Боже, как же мне было хуево.
Как я до такого докаталась? Очень просто, это у нас так проходил зачет. Да, в пабе. Да, с преподавателем. Наш гуру собрал в пабе всю группу и просто безбожно спаивал, попутно задавая вопросы о черепашках-ниндзя и заполняя ведомости. Там же присутствовал приглашенные препод из Австрии, который настоятельно при каждом тосте выкрикивал «auf Conchita Wurst» и тут все обязаны были, если не до дна, то хотя бы ополовинить стакан. Пока было пиво, мы держались. Но потом пришла она. Текила. Будь ты проклята, хуева текила. Через минут сорок после запойного марафона я решила пройтись до туалета и ой как зря, потому что когда я вернулась обратно и села, я осознала, что ближайшие два часа уже не встану. И если бы меня заботили только эти безудержные вертолетики на американских горках, все было бы не так печально.
Дальше я сидела уперевшись лбом (до сих пор болит) в стол не в состоянии тупо поднять голову. Теперь я знаю, что чувствуют люди, спящие мордой в салате. Я сидела так с час и тут все плавно начали расходиться. Моя подруга мужественно (а она выпила столько же) сказала, что все могут идти, но она останется со мной. Австриец лежал у неё на коленях и пытался поймать что-то в воздухе: ему, видимо, тоже было хорошо. Препод минут пятнадцать лобызал мне руки и настоятельно рекомендовал пройтись в туалет. Но было ой как поздно.
Еще через полчаса Австриец таки выполз из паба и отправился домой. Тут меня накрыло пуще прежнего и я уже легла на диванчик. Судя по тому, как мне адски было холодно и как калашматило сердце, меня накрыла паническая атака. Моя подруга начала тихо, и как мне тогда показалось, очень смешно, плакать. Сначала я пыталась её заткнуть, но эти скулящие звуки лишь натолкнули меня на мысль, что тот самый момент был самым удачным, чтобы, так, ненароком, завести разговор о моих посмертных распоряжениях. Убедив подругу, что лучший вариант для меня — это кремация и добившись от неё твердого обещания, что она проследит за этим, я уже начала улетать в астрал. Но тут менеджер заведения начал тактично намекать, мол, мы закрываемся. Пришлось встать (ох и не легко же!) и ползти к выходу.
А уже на выходе ждала моя мама, запихала меня в такси и отвезла домой (к слову, паб был в 800 метрах от дома). Меня захлестнули эмоции и я еще час отчаянно рыдала. Просто так, навзрыд и очень драматично. Мама отпаивала меня сладким чаем и рассказывала, насколько ржачно это выглядит со стороны. А я все вспоминала, как папа мне рассказывал про свой первый подобный опыт: от только поступил на работу, они с коллегами собрались в парке и надрались до чертиков. Папа залез на дерево… А слезть уже не получилось. Снимали друзья. И на себе волокли домой. Жуть, короче.
Из этого всего для меня напрашиваются два вывода:
1. Такое было с папой, случилось и со мной, следовательно, у меня, как и у папы похожее алковосприятие, а значит, через пару лет я смогу бухать литрами и не пьянеть, потому что после того случая мой папа вообще не пьянеет.
2. Человек бесконечно одинок. Всегда и везде. Когда я лежала и выражала свою «последнюю волю» с кремацией, я осознала, во-первых, как хорошо, что рядом со мной есть такая ахиренная подруга, которая меня не бросила и не оставила одну, а во-вторых, как бы парадоксально это не звучало, мне совершенно не хотелось умирать рядом с ней. Мне хотелось, чтобы она свалила и отдать концы, или, хотя бы, чтобы рядом была мама, но не она. Не знаю даже, говорит это в её пользу или нет, но даже когда она держала меня за руку и пускала сопли, мне было ужасно, бесконечно одиноко.
Ыыыы.)))
ахаха, текила вещь